Классику читать (не) нужно

14.03.2023
классика.jpg

Из года в год звучит вопрос «Зачем читать классическую литературу?». Он закономерно вылетает из уст большинства школьников, кривящихся от «Записок охотника» Тургенева; ленивых студентов-филологов, охающих над «Войной и миром» Л. Толстого; читающих мало взрослых, на чьих лицах недоумение при виде пухлого тома «Доктора Живаго» Пастернака. Ведь есть современная проза, детективы, фантастика, в конце концов, манга, говорят они. Остросюжетная фабула и захватывающие диалоги. Яркие герои и злободневность. Сильные диалоги. Такая литература не дает заскучать и намного интереснее классики, ворчат прочие. Так ли это? Могут ли что-то дать Пушкин и Гоголь современному избалованному «Гарри Поттером» и «Игрой престолов» читателю?

Начнем с простого. Основная и вполне понятная претензия-клише к классике со стороны требовательного современного читателя – большой объем и затянутый сюжет. Не будем брать в пример романы-эпопеи «Война и мир», «Тихий Дон», «Доктор Живаго» - они в год издания были не стандартом по динамике и количеству страниц. Да, многие писатели еще со времен «Слова о полку Игореве» любили «растекаться мыслей по древу», но это не значит, что все прозаики писали бесконечные (и тем более нудные) тексты. Возьмем нашумевшие в свое время романы «Герой нашего времени» Лермонтова и «Отцы и дети» Тургенева. Чем они могут посоперничать с актуальными книгами Ю Несбё, Анны Старобинец и Гузель Яхиной? Давайте подумаем.

Жизнь Григория Печорина, отображенная в бумаге, поразила умы современников Лермонтова. Лишний человек, бунтарь, гордый одиночка! А сюжет? Постоянная смена рассказчиков, выстрелы, похищения, скачки на лошадях, любовные письма, дуэли, резкий финал – всё это придает роману динамики. Проблемы эгоизма и фатализма, одиночества, сильного человека, который «поедает» в душе сам себя – эти вещи актуальны, понятны и сейчас. Если снять с главного произведения Михаила Юрьевича ярлык «избитая классика», то оно могло бы захватить и удивить сегодня даже требовательного читателя. И весь этот благодатный материал прошел через руки талантливого поэта и прозаика – человека с нежным, измученным сердцем. И как он пишет! Ведь спустя почти два века мы сопереживаем бедной Бэле, жалеем старика Максим Максимыча, любим и ненавидим демона-Печорина.

В другом социально-психологическом романе о сильном и одиноком человеке Тургенев поднимает проблему нигилизма, шире – проблему разных мировоззренческих тенденций в обществе, шире – вопрос отцов и детей. И если нигилизм как модное явление нивелировался в обществе, растворился в подобных (хотя и не исчез вовсе), то другие два вопроса не устарели. Поколения новые оспаривают традиции и сменяют «отцов». У потомков – энергия и энтузиазм, у предков – опыт. Кроме того, роман «Отцы и дети» хотя и уступает истории про Печорина в динамике и сюжете (Базаров приехал, спорил, Базаров уехал, Базаров приехал опять, влюбился, стрелялся, порезался и умер), нисколько не проигрывает в честности. Тургенев реалистично, пусть и с налетом романтизма, показывает: человек может ошибаться, может умереть просто так – то ли из-за того, что отказался от принципов, то ли нет. Эта свежая идея подходит больше нашему времени, чем 1860-м годам. Горячий спор Евгения Базарова и Павла Кирсанова, а также странная история с Одинцовой, которая любит, когда не любят её, но боится настоящих чувств, – эти вещи на все времена, они волнуют сердца.

В итоге романы Лермонтова и Тургенева не пугают объемом, читаются за пару вечеров, а в сюжете нисколько не проигрывают ни зарубежным писателям нашего века, ни асам пера – Татьяне Толстой, Виктору Пелевину, Евгению Водолазкину. А дальше больше: «Евгений Онегин», «Горе от ума», «Обломов».

 

Второе требование современных читателей – чтобы текст не был слишком сложным и «унылым». Не будем говорить о проблеме упрощения языка, тенденции коротких фраз и исчезновении многих чудесных слов. Отметим лишь, что далеко не все классики делали по четыре деепричастных оборота и множество описаний, как это приписывают Достоевскому и Л. Толстому. Но раз уж кому-то кажутся трудными «Капитанская дочка» Пушкина и «Левша» Лескова, то стоит обратиться к жанру драмы или короткого рассказа.

Диалоги и почти никакого описания – это дает не только динамику, но и предотвращает «просадки» при чтении больших абзацев. Лучше всего подойдет «Гроза» Островского (уровень попроще) или «На дне» Горького (уровень посложнее). Событий в таких произведениях немногим меньше, чем в повестях и романах, а пейзажных и интерьерных фрагментов значительно меньше. Да, разговоров на порядок выше, но диалоги всегда читаются живее и быстрее, чем описание, например, внешности героев. В то же время образ Катерины – один из ключевых женских образов во всех русской литературе. Недаром у критиков такие разные мнения на ее счет. Не меньше спорят и о «людях дна», жителях ночлежки, изображенных Горьким. Ведь драма позволяет окунуться в дискурс эпохи, услышать, как говорят люди того времени, как они делятся эмоциями.

Если речь идет о малой прозе, которая и читается легко, и может поразить, то на ум приходят стильные «Повести Белкина» (по объему сейчас скорее рассказы), чеховские юмористические рассказы и нежные «Темные аллеи» Бунина. Это если говорить только о классике. Обращаясь к советской прозе, можно добавить честные и простые рассказы Шукшина, ироничный «Чемодан» Довлатова и деревенскую прозу Астафьева. Небольшой объем, конкретные темы позволяют читать отечественную малую прозу без скуки и ворчанья, а советский период вообще способен поразить нынешнего читателя филигранностью и даже тонкой «скупостью» слова.

 

Иные из читателей – известные поклонники Толкина, Роулинг, Мартина – воскликнут тревожно: «а где фантастика, где полет воображения в классике?». Они хотят вымысла, преувеличения, волшебства. Они считают, что золотой фонд русской литературы не способен на магию… И совершенно зря.

Чего стоит проза Гоголя, этого чудака с искрометной фантазией. Разве не шокирует «Нос», не пугает по-хорошему «Заколдованное место»? А толика колоритной магии в «Вечерах на хуторе близ Диканьки»? Боюсь, кто-то мог забыть и про привидение Башмачкина, который продолжает и после смерти искать свою шинель. В лучших традициях юмора и гротеска работал и Салтыков-Щедрин, чьи сказки пропитаны легким безумием и фантастикой. «История одного города» – такая странная вещь, что и сейчас учителя ломают голову, как её преподнести школьникам. Помещики превращаются в животных, градоначальники то напоминают роботов, то хранят в голове фарш – и при этом управляют народом… Завершает могучую триаду Булгаков, чье творчество ближе всего к привычной фантастике. Недаром «Мастер и Маргариту» прозаик вначале писал про злого колдуна, хотел назвать «Чёрный маг», а история двух влюбленных появилась много позже. Здесь уже наблюдается полный комплект фантастического романа – и бал у дьявола, и полеты над городом, и перемещение в пространстве и времени.

Отечественные мастера опирались на гротеск больше, чем на чистую фантастику, но достигли в нём таких высот, что мэтры Пратчетт или Асприн – знай они о «Истории одного города» или «Заколдованном месте» - были бы поражены. И ведь есть еще «Пиковая дама» Пушкина, «Штосс» Лермонтова «Черный монах» Чехова и другие вещи – но это уже эксперименты. А фантастами некоторые могут назвать Гоголя, Салтыкова-Щедрина и Булгакова. Со звездочкой (повышенного уровня сложности) стоит сюда отнести и Замятина с его фантастикой-антиутопией.

Таким образом, русская классика может быть интересной, необъемной, понятной, динамичной и даже с налетом фантастики. Стоит только взглянуть на нее иначе, отнестись не как к томам, запыленным и ожидающим своего часа на полке в библиотеке или домашней коллекции бабушки. Классика жива – если дать ей шанс. Классика может поразить и сегодня, потому что поднимает порой целый пласт тем. Многие вещи в современной литературе не останутся в реке времени, а смелый «Евгений Онегин», провозгласивший гимн свободе «Мцыри» и жизнеутверждающий рассказ «Судьба человека» будут читаться всегда. Быть может, когда кто-то отказывается от классики в пользу модной книги, он теряет шанс увидеть, услышать и узнать невероятные приключения, которые с трепетом и любовью-болью вывели на бумаги многие поколения хороших писателей.

  Максим Эверстов, сотрудник Медиацентра Национальной библиотеки РС(Я) 

Рубрики