Похвально помогать убогим,
Для них единственно сокровища копить;
И не безбожно ль то, что, наделенный многим,
Ни крошки ближнему не хочет уделить!
Ханжихина не так; сей набожной вдове
Вдруг пропасть золота досталася в наследство:
‘Теперь-то даровал Господь своей рабе
Возможность облегчать нуждающихся бедство.’
Так говорит она — и, к счастью, Бог послал
Ей случай в тот же миг явить благодеянье:
Перед ее окном предстал
Убогий старичок… он просит подаянья,
А сам в лохмотьях весь, и сгорблен на клюку.
Ах, Господи Христе, какое состоянье!
Ну как же не помочь такому бедняку!
На то ведь и дано богатство ей от неба.
Чувствительна вдова о нищем слезы льет,
И, вынувши ему из сундука, дает
Большой кусок — гнилого хлеба.

Май благодатный
В сонме Зефиров
С неба летит;
Полною урной
Сыплет цветочки,
Луг зеленит;
Всех исполняет
Чувством любви!

Выйдем питаться
Воздухом чистым,
Что нам сидеть
В мертвых стенах сих?
Душно здесь, пыльно —
Выйдем, друзья!
Пусть нам покажет
Бабочка путь.

Там, где широко
Стелется поле
В синюю даль,
Вол круторогий
Пажить вкушает
В стаде юниц,
Прыткие кони
Скачут и ржут.

Вижу — от юга
Тянутся тучей
Лебеди к нам;
Ласточка в светлом
Кружится небе,
Мчится к гнезду.
Пахарь оставил
Мирный свой кров.

Он уж над пашней
В поле трудится,
Либо в саду
Гряды копает,
Чистит прививки,
Полет траву;
Либо за птичьим
Смотрит двором.

Девушки сельски
Гонят овечек
Беленьких в луг;
Все оживилось,
Все заиграло,
Птички поют.
Радость объемлет
Душу мою!

Свесившись с холма,
Смотрятся ивы
В зеркало вод.
Гибкие ветви
На берег злачный
Кинули тень.
Как здесь на травке
Сесть хорошо!

Птичек под тенью
Слушать так любо!..
Ах! как бы вдруг —
Птички, потише!
Чей это шорох…
Лизанька, ты?
Тени, раскиньтесь!
Лиза со мной!

Неосторожное дитя,
Амур однажды расшалился
И, темным вечерком за Нимфами бродя,
Набрел на яму, оступился, —
И в яме он сидит. — Расплакался, взмолился
Минерве (а она поблизости спала
В соседнем храме):
‘Помилуй, помоги!’ — На крик его пришла,
Да только без свечи, Минерва к яме,
И руку помощи подав божку:
‘Не плачь, голубчик мой! — богиня говорила, —
Охотно б я тебе и посветила,
Любезному дружку,
Да лих опасно:
Ведь если б все тебе увидеть ясно,
Ты сердцу б приносил не радость, а тоску.’